В поисках своего слова и стиля
Все, конечно, помнят мечту В. Маяковского о том, чтобы было “больше поэтов, хороших и разных”. В юности мне казалось (более того, уверена была), что поэт революции “погорячился”, что поэтов более чем достаточно, а “разных” вообще следует запретить, чтобы не засоряли духовную атмосферу “поделками” и “подделками”, особенно провинциальными. Но чем взрослее становилась, тем более сомневалась в своём убеждении. Ярослав Смеляков подсказывал-советовал “посмотреть просто так, для порядка, измятые в дальней дороге тетрадки” “молодых Есениных”, приезжающих в столицу: “Там, среди неумелой мороки, вдруг возникнут почти гениальные строки”, а “на фоне безвкусицы и дребедени ослепляющий образ блеснёт на мгновенье”. И доконала Белла Ахмадулина, нежно и бесконечно мною уважаемая. Размышляя о том, что многие поэты, даже известные, “держатся за рифму, как Антей держался за спасительную землю”, и что это не есть хорошо для настоящей поэзии, что “кощунственно венчать “гараж” с “геранью”, Белла Ахатовна справедливо утверждала: и всё-таки, хорошо это или плохо — “о том судить Гераклу, поднявшему Антея над землёй”!
С течением лет всё более убеждалась в правоте и Маяковского, и Смелякова, и Ахмадулиной (ещё бы, лица-то какие — Лики!): пусть будет много поэтов, и “разных” в том числе. Не однажды я убеждалась и в правоте философов, утверждавших, что иногда количество переходит-таки в качество. Лука у М. Горького горячо убеждал: чем больше мастеров и ремесленников в каком-то деле, тем скорее среди них гений этого дела появится. Да и Новозаветная история свидетельствует: миллионы плотников были и есть на свете, а вот родился же в древней Иудее “миллионнопервый”, оказалось - Спаситель…
Ну, а если к земле пониже, к литературе, к поэтическому творчеству поближе, то, как утверждали с давних пор, важнее всего в поэзии — лирика, эмоции, чувства — основа любого искусства. И это есть в душе каждого (ну, конечно, если он человек, а не “деревяшка в рубашке”!). В своё время, постигая философию и психологию творчества, Василий Андреевич Жуковский размышлял: “Что видимо очам? - сей пламень облаков, по небу тихому летящих”, “дрожанье вод блестящих”, “картины берегов в пожаре пышного заката” — “столь яркие черты”, “легко их ловит мысль крылата, и есть слова для их блестящей красоты”. Есть слова для того, чтобы ими нарисовать картину, не менее яркую и выразительную, чем красками. Но!.. “Но то, что слито с сей блестящей красотою, — сие столь смутное, волнующее нас”, “внемлемое одной душою”, “к далёкому стремленье”, “души воспоминанье”, “присутствие Создателя в созданье” —
Какой для них язык?.. Горе душа летит,
Всё необъятное в единый вздох теснится,
И лишь молчание понятно говорит.
Вот так! Внешний мир, красоту природы представить в стихах “легко” — есть слова! А вот наши чувства, эмоции от созерцания этой красоты, настроение нашей души — “какой для них язык?”. В этом случае — “Лишь молчание понятно говорит”. Поэт так и назвал эти глубочайшие стихи о смысле, психологии и природе творчества — “Невыразимое”.
И всё же — выражают ведь! Поэзия и призвана выразить эмоции, чувства, настроения человека прежде всего. И сделать это может только поэт, художник, творческая личность. И чем их будет больше, тем успешнее они будут искать и находить необходимые слова и формы для выражения невыразимого.
Лирика — одна из форм интуитивного, эмоционального, чувственного познания мира. И основания у каждого для такого познания — свои, и опыт свой, и язык свой, неповторимый, как неповторима каждая человеческая личность. И это неповторимое, особенное, индивидуальное вливается в общий поток поэтического познания, в общий поток художественной речи, в общую культуру, и прежде всего — в современную, поддерживая, а возможно, и развивая, обогащая её. В меру таланта каждого!
Конечно, арифметикой тут ничего не докажешь: сложив двух, даже трёх “разных”, одного “хорошего” не получишь! Имеет место и другого рода опасность: снижение эстетических и нравственных ценностей и критериев, разрушение слова, языка, речи. Сегодня это более чем ощутимо. И всё же согласимся, что лучше “перепроизводство” стихов и поэтов, чем подавление, запрет творческой инициативы и полное отсутствие поэтов. Даже таких “отчаянных”, кто “экспериментирует” со словом, с формой, даже со здравым смыслом, утверждая, что нет ни общих эмоций, ни даже самой действительности, а есть лишь “моё представление о ней”, “моё видение событий и явлений”, “моё понимание жизни и искусства”. (Пожалуй, договорятся до того, что и их самих нет, и мы охотно с этим согласимся - “баба с возу”.)
И всё же большая часть современных “разных” поэтов, поставляющих неохватную, неподъемную массу стихотворного материала, пытается осмыслить непростую нашу современность, “положительно” её оценить, поразмышлять, “ чем люди живы” сегодня, передать свой опыт, своё понимание, своё видение мира и человека. А у нас есть выбор — как и что читать.
Обо всём этом размышляла я, согласившись познакомиться и осмыслить (хотя бы в общем плане) стихи Нины Васильевны Лучкиной.
Есть у М. Пришвина небольшая миниатюра “Птичик”, которая входит в известный лирико-философский цикл “Лесная капель”. Ранним утром писатель увидел на вершине высокой ели малую пташку, которая, устремившись всем существом к восходящему солнцу, воспевала зарю. Но песни её с той высоты не было слышно. И Пришвин понял эту особую нравственную мудрость птички: надо петь и славить мир, а не стараться, чтобы твоя песня была услышана и прославила тебя. Мне вспомнилась эта миниатюра, когда я познакомилась с новым сборников стихов Нины Лучкиной.
Нина Лучкина пока не имеет широкой известности как поэт, но она и не новичок в этой области. Возможности Интернета уже дали ей и читателей, и почитателей, как и добрые отклики на её стихи. У неё есть публикации в периодической печати, она приняла участие в коллективном поэтическом сборнике местных авторов “Между миром и войной”, изданном в 2014 году. Её переводы (в частности, с финского и английского языков) достойно оценило столичное компетентное жюри. Она журналист с определённым опытом. Всё это закономерно привело к появлению самостоятельного сборника стихов, подготовленного к изданию, — знаковый и символичный факт для прошедшего Года культуры и наступившего Года литературы.
Лирическая героиня сборника (как и её автор) — наша современница, которая в своих стихах, “душу настежь отворив”, передаёт стремление к “истинам высоким и прекрасным”, “вечным и жестоким”, к познанию мира и человека: природы, любви, Родины (большой и малой), удивительных людей, которых встретила она на своём пути. Ей всё интересно - и проза быта, и высокий смысл бытия. Она ищет своих форм и тем, у неё оформляется “свой голос”. Она продолжает своё становление, не вступая в полемики, не заявляя “громкой гражданственности”, пытаясь осознать время и пространство, в котором мы живём, выразить свои эмоции и чувства.
Сюжетообразующим центром сборника становится самобытный, оригинальный образ “металлического города”, вынесенного в название книги — “В металлическом городе”. И образ этот представляется удачным, он точен по смыслу и многомерен по содержанию. Первое впечатление настораживает, даже напрягает: что-то холодное, жёсткое, даже жестокое слышится в нём. Но тут же возникает осознание чего-то современного, сильного, связанного с “техническим прогрессом”. Наконец, очевидно впечатление внешнего блеска и даже особой красоты: в конце XX века становится модным цвет “металлик”, заявляют о себе “металлисты” — законодатели моды в широкой молодёжной среде. Сквозной образ “металлического города” помогает создать самобытный неповторимый мир, напряжённое художественное пространство осознанным контрастом “металлического города” с его “металлическим слогом”, “стилем”, даже “смехом” и противостоящей всему этому живой Природы, наполненной светом, цветом, звуком, а также эмоциональным настроением лирической героини, её активным жизнелюбием, её безоговорочным приятием окружающего мира и того времени, в котором она живёт.
В одном из первых стихотворений этот сюжетно-образный конфликт развёрнуто откомментирован (“Кузнецкая рапсодия”): “металлический город” наполнен “зелёными огородами”, “рясными рябинами”, “букетами чудесных трав”. А “заводов перекличка”, гудки “весёлых (не железных!) электричек”, “звонки трамваев” сливаются с “перезвоном нарядных храмов” — и “ все звуки в лад и в унисон”. И это не какой-то вымышленный мир, но “реальная география”, легко узнаваемые места: “разноцветный платок Томи”, историческая панорама города с высоты Новоильинского района, “серебряные криницы” Гурьевска, “трепетные леса” Осинников и Тайжины, “первозданная красота” Тутуяса, “тайные тропки кузнецкого милого края”. И обо всём этом поэтесса говорит с любовью, даже с нежностью. Добрые, подчас восторженные интонации господствуют в размышлениях о том, что дорого автору. Потому что это — “мой дом, моя планида”, “проходит здесь моя земная ось” (“Моя земная ось”).
Так движется сюжет от “металлического города”, родной земли, столь прекрасной во все времена года, к теме и образу Родины. Однако это ни в коей мере не “провинциальный патриотизм”. Образ Родины, даже малой, в художественном мире Нины Лучкиной не ограничен пространством “металлического города”. Его составляющие — это Природа во всём её многообразии, люди и поистине грандиозные пространства — от Колымы до Tаштагола и Тайжины, от Магадана до Новокузнецка. Она связана с этим пространством всей своей жизнью, своими чувствами и мыслями.
И вот здесь проявляется главная особенность, неповторимость художественного мира поэтессы. Осмысливает и оценивает названные географические места она по-своему, разрушая привычные (до стереотипа) определения этих “знаковых мест” (Колыма, Магадан, Сибирь), традиционно связанных в сознании современников с явлением репрессий, понятием “ГУЛАГ”, страданием и трагедией. Ничего подобного в поэтическом пространстве сборника нет. Образы, места, пространства осмыслены и представлены ею в других красках, интонация, эмоциях. Поэтесса и её лирическая героиня исходят из своего личного опыта. Ни аресты, ни ссылки не имели места в её судьбе. Родители после вуза были “распределены” по роду профессии в п. Ягодное (550 километров от Магадана), где родилась поэтесса. Благодарное чувство любви к родной земле, к матери и стало ведущим в оценке этого пространства. И потому “Колымская Мадонна” в её восприятии является в образе мамы, а “материнское молоко” представляется “лучшей манной на свете”, а “лёд в мешках” становится “святою водою”. Она живёт в другие времена (“Времена не выбирают, в них живут”, как известно), и представляет эти образы такими, какими их сохранила её светлая детская память, как воспринимали и рассказывали о них её родные и близкие.
Поэтесса благодарна этой не очень лёгкой, но всегда прекрасной жизни, этой суровой Магадано-Кузнецкой земле, удивительной и неповторимо красивой, этому не самому благополучному, но бесконечно любимому ею городу, где она состоялась как личность, как поэт, где протекает её творчество, где встретила она любовь и воспитала двух сыновей. Она имеет право по-своему оценивать эти пространства.
Поэтесса решительно не допускает трагических интонаций и красок в оценках “металлического города”, Колымы, Магадана. Можно сказать, её поэзия подчёркнуто антитрагедийна! Она противостоит тому социально-историческому “злу”, какое реально имеет место в образах Колымы, Магадана, современного “металлического города”, как бы игнорирует его. Но это ни в коей мере не легкомысленная позиция. Вчитываясь в стихи поэтессы, понимаешь, что она утверждает мужественное противостояние всему трагедийному активным доброжелательным отношением к современной действительности, нарастающему техницизму, “металлическому стилю и слогу”. Она трезво осознаёт и оценивает реальность: такова эпоха! И поэтесса полагает, что не трагедийная подавленность, не гневный вызов современности, не сатирическое её отрицание должен утверждать художник своим творчеством, но мужественное умение жить в этой эпохе, в “круговороте наших дней”, оставаясь человеком счастливым, творческим и созидающим. Возможно, не все согласятся с этим. Но не сомневаюсь, что значительная часть читателей примет сторону поэтессы, и её поэзия найдёт сочувствие и поддержку.
Отметим активное жанровое и поэтическое мышление поэтессы. Она обращается и к древней (со времен античности) форме послания, и к фольклорной песне, к романсу, к балладе, к японской танке и т.д. Особенность “слога и стиля” Нины Лучкиной в том, что, по-своему разрабатывая традиционные в мировой лирике темы, она смело использует современные образы, понятия, лексику. Так, в стихах о любви присутствует “заплутавшая эсэмэс”, и “мобильная связь”, и “автомобильные пробки”, и “околоземная орбита”, и другие подобные “знаки” времени. И образ “мобильной связи” в этих стихах обретает не только современный подтекст, но наполняется дополнительным смыслом: истинные чувства измеряются не только длительностью отношений (“любовь до гроба”), но и силой, чистотой чувств, искренностью и нежностью отношений женщины и мужчины.
Все эти новомодные “технические” выражения и образы нисколько не снижают, тем более не отменяют традиционно-трогательных форм общения, эмоций, интонаций. (Да и только ли современный подтекст звучит в теме “мобильной связи”! А известное пушкинское — “вся жизнь, одна ли, две ли ночи…”, а “Солнечный удар” И. Бунина?..)
Тема любви звучит в форме диалогов влюблённых. Он умоляет: “Моя далёкая, ведь ты меня не бросишь!”, “Не молчи только, слышишь, не надо!”, “Умоляю, дорогая, позвони мне, позвони!” и т.д. и мечтает, “Чтоб на околоземной орбите раздалось светлым звоном с небес: “Скоро буду. Лечу и скучаю. Без тебя нет ни ада, ни рая”. Она: “Конечно, я тебя не брошу, дорогой, но только стала я немножечко другой”. “Василий, нет тебя красивей, а твоя улыбка — радость и беда”. Но большая часть стихов - это монологи лирической героини. (“Люблю, как в первый раз”, “Василий”, “Хрупкие осколки моей души”, “Сегодня был мой ангел нездоров” и т.д.)
Когда-то Б. Пастернак заметил, что поэт становится таковым, если сможет сказать “своё слово” о любви и творчестве — постоянных темах мировой поэзии. И Нина Лучкина не без успеха пытается найти и сказать это “своё слово”, размышляя о творчестве, о поэте, о назначении поэзии. Ни одной секунды она не претендует на роль Пророка или Учителя! Она мечтает о диалоге с читателем, о беседе задушевной. “Поговорим”, “поплачу”, “покричу”, “пожалуюсь” и “поделюсь советом” — обращается она к доброжелательному собеседнику и надеется, что её услышат и поймут: “В душах родственных сто раз я повторюсь и их дыханьем буду я согрета”. Расширяет тему творчества ряд посвящений собратьям по перу: Л. Никоновой, А. Скаредову, В. Бакатину и др.
Особый раздел сборника составляют поэтические переводы классиков и современников европейской поэзии. Хорошее образование, знание языков, широкая общая культура, начитанность позволяют ей иметь некоторые успехи в этом направлении.
Сборник “В металлическом городе” — начало творческого пути Нины Лучкиной, отражение процесса её становления. Анализ его позволяет увидеть, как упорно работает автор над “слогом и стилем”, как стремится она к формированию своего голоса, своего поэтического языка, опираясь на огромные и глубокие традиции русской и мировой поэзии. Остаётся пожелать автору сил и сознания ответственности перед поэзией, великим русским языком, перед читателем. Необходимо учиться структурировать материал, следуя оправданной определённой логике, учиться работать не только с пространством, но и с художественным временем - важнейшей категорией поэзии, способствующей большей полноте изображения жизни, личности человека, самовыражения, “учиться технике”, если таковая есть в поэтическом творчестве. Ну, например, знать, что японская “танка” — это не только “куплет из пяти строк”, но и определенным образом организованная синтаксическая конструкция, называемая “периодом”, и т.д. И Н. Лучкина идёт по этому пути - поиска, изучения, размышления, действия, совершенствования.
Я очень торопилась написать эту статью, на это были серьёзные причины. Последнее время по ТВ всё чаще слышу “авторитетные” столичные рассуждения о том, что “XXI век — не век поэзии, но век слогана и рекламы”, что поэзия “умерла окончательно, её вытеснила реклама”, и тому подобные “учёные” утверждения. Мне хотелось посоветовать читателю не верить этим ложным умозаключениям и противостоять агрессивному невежеству рекламы, риторики и слогана. Вспомните, как много было поэтических праздников даже в нашем провинциальном городе в уходящем году: юбилейные поэтические встречи, презентации новых сборников известных в городе поэтов (А. Раевский, Г. Косточаков, Л. Арбачакова), вечера памяти Л. Никоновой, С. Торбокова, праздники и научные конференции Т. Тудегешевой и т.д. И представление нового сборника начинающего поэта Н. Лучкиной — ещё одно свидетельство, что поэзия — живёт, что она — одно из составляющих сегодняшней духовной культуры, что, вероятно, особую роль в этом играет именно провинция, и сибирская в том числе! Сбывается, однако, пророчество М. Ломоносова…
