Свой след в истории

Здесь благостное место и такое же время года. Донецк всегда отличался, как город добра, цветов, каштанов и красивых девушек. Утром на самолете до Москвы, а уже после обеда в Донецком аэропорту. 

На этот раз все было обставлено чинно и благородно: в гостинице “Донбасс” прибывших ожидали забронированные места… Три дня — это не хухры-мухры. Знаменитый водоснабженец с КМК Иван Михайлович Ушаков знакомит меня со своими старыми друзьями. Что ни фамилия — настоящее светило: то знаменитый изобретатель, то автор учебника или популярной книги. В первый же вечер тороплюсь на проспект Пушкина, 25. Угловой пятиэтажный дом, построенный после войны около территории бывшего кирпичного завода. 

Вот и хозяева квартиры. Представляюсь. Передаю сибирский презент от моей коллеги по Сибгипромезу. Людмила Тимофеевна Люленкова, тогда старший инженер строительного отдела, выпускница Ростовского инженерно-строительного института, послала своим родителям кедровые орешки из нового урожая и какую-то вкуснятину, закатанную в стеклянную баночку. 

Стоять у входной двери долго не пришлось, хозяева меня не отпускают. Просят пройти в просторный зал, и вскоре на столе появляется обильное для сибиряка угощенье. Тимофей Иванович, высокий и плотный мужчина со смуглым лицом и с узковатыми азиатскими глазами, сидит напротив меня. У него внимательный испытующий взгляд, говорит слаженно, деловито. Больше спрашивает о Новокузнецке. 

— Знавал, знавал те места. Многое с ними связано… — И умолкает. Но тут же вроде как отряхивается и с вопросом ко мне: — Как там Томь? Не зашуговывает заводской водозабор? 

Я, как специалист в этом деле, понимаю его, говорю, что больше половины завода переведено с прямотока на оборотное водоснабжение. Так что, даже при временном перебое на водозаборе, завод не остановится. 

— Оно так и должно быть… В наши времена могло быть намного хуже. — И опять хмуро умолкает. 

У доброжелательной хозяйки квартиры Елены Петровны светятся радостью глаза. Спрашивает, зная наперед мой ответ: 

— Как там у Людочки горло?

— Ну, что ты, мать! Взрослая она давно… У самой вон какая красавица вымахала! — И показал взором на фотографию, что была приткнута к углу зеркала, — видимо, внучка… 

Елена Петровна выставляет из холодильника домашние запасы. На столе гора фруктов. Муж достает из серванта три бокала и хрустальный графин. 

Незаметно в разговорах пролетело часа полтора. За это время переходили с одного на другое, но больше слов было о черной металлургии. Хозяин с радостью делился успехами своего Донецкого металлургического завода, где значился начальником производственного отдела и одновременно заместителем главного инженера предприятия. 

Но сколько ни сиди… В руках ответный подарок для дочери и внучки Оли. И на прощанье приветы Сибири, Кузнецку и крепкое рукопожатие хозяина. Только через долгое время я узнал, что был тогда в гостях у одного из первых директоров Кузметкомбината, точнее, у третьего после Франкфурта и Бутенко — у самого товарища Шкляра. 

Нынешняя историческая публицистика почему-то полушепотом и мало говорит о времени его директорства. Вот дословная выдержка из одного современного исследования: 

“Расстрелян директор КМК профессиональный металлург К.И. Бутенко. Несмотря на весь социально-бытовой ад, вал доносов и маразматическую борьбу со “шпионами, террористами и подрывным элементом”, завод продолжал работать и развиваться. В 1939 году местные инженеры изобрели и запустили в производство машину непрерывного литья заготовки — одну из первых в мире. Во время Великой Отечественной войны директором комбината был Роман Васильевич Белан”. 

Весьма кратко и даже кое в чем непонятно… А ведь между Бутенко и Беланом был еще один директор! 

В одном из последних номеров журнала “Огни Кузбасса” в статье “Твердый сплав (зарисовки о Новокузнецке и его неординарных людях)” Григорий Шалакин пишет: “Остаются малоизученными отдельные страницы истории Новокузнецка, связанные с необоснованными политическими репрессиями, хотя реабилитация невинно осужденных идет с 1953 года. Неизвестно, по какой причине ушла в тень жизнь Тимофея Ивановича Шкляра, который в 1938 — 1939 годах был директором КМК, а потом арестован и осужден на 10 лет. Мне довелось держать в руках, листать и читать его дело с резолюцией Лаврентия Павловича Берии. Это было в 1991 году, когда архивы вдруг распахнули двери. Я сосредотачивался на ответах директора на задаваемые вопросы. Отчетливо помню, никакой политической подоплеки в своих действиях он не видел и настойчиво доказывал это. 

Что касается производства, то при нем на КМК действительно не все ладилось. Были технологические срывы, аварии, нестыковки во взаимодействии сталеплавильного и прокатного переделов. Но при Шкляре заводчане сказали новое слово в мировой металлургии, создав прообраз машины непрерывного литья заготовок, которая была внедрена только в 1990-х годах во время директорства Героя Социалистического Труда Алексея Федоровича Кузнецова”. 

Все верно. Известно и большее. В городе одновременно с технологическими объектами завода развивалась социальная сфера. Был введен в эксплуатацию пятиэтажный жилой дом на улице Кирова, 18, построены или достраивались универмаг, родильный дом. В целом вроде и немного, но и период сравнительно небольшой — меньше одного года. 

Предыдущий директор КМК того времени Константин Иванович Бутенко, обласканный лично Сталиным, дорос до должности заместителя наркома. Он был переведен в столицу, но вскоре объявлен “озверелой троцкистской гадиной”. Его арестовали в мае 1938 года, а через два месяца расстреляли. 

С отъездом бывшего директора по приказу Лазаря Кагановича Шкляр, работавший у Бутенко главным инженером, в январе 1938 года становится директором Кузнецкого металлургического завода. Он оказался самым молодым руководителем (за плечами всего 31 год) самого крупного и самого современного предприятия Советского Союза в те годы. 

Тимофей Иванович родился в 1906 году на Днепропетровщине в семье рабочего и домохозяйки. Учился в земской школе, окончил семилетку. С 1924-го работал рабочим на заводе имени Дзержинского и параллельно учился в Каменском вечернем индустриальном институте. 

После окончания вуза в 1928 году, был направлен в Сталино (будущий Донецк) на металлургический завод, где начал работу с начальника смены, потом стал заместителем начальника и, наконец, начальником мартеновского цеха. В 1933 году с целью повышения квалификации его направили в трехмесячную командировку на заводы Круппа в Германии (это, кстати, ему тоже потом припомнили). 

В 1921 году Шкляр, как и большинство молодых продвинутых людей того времени, стал комсомольцем, а в 1927 году вступил в ВКП(б). В 1933 году его награждают грамотой Центрального исполнительного комитета СССР за организацию технического обучения молодежи. В том же году в день 15-летия ВЛКСМ одним из первых в Донбассе Шкляр получает высшую в то время награду — орден Ленина. 

В 1934 году по распоряжению наркома черной металлургии Серго Орджоникидзе Шкляра направляют в Кузнецк, где он сначала работал начальником цеха, а в июне 1937 года был назначен главным инженером завода. 

Итак, после того как Бутенко уехал на службу в Москву, директором КМК стал Тимофей Иванович Шкляр. 

Он первым в городе узнал об аресте Бутенко. Вот как он пересказывал на ближайшем партийном собрании этот памятный и весьма, как оказалось, для него судьбоносный момент: “Я позвонил в Москву, мне сообщили, что Каганович просил предупредить о том, что Бутенко “изъят”. В этот же день я сообщил новость Аксенову, Носову и другим работникам завода… Мне по телефону из Москвы пояснили, что наш бывший директор завода является врагом народа, это же самое я сообщил нашим людям… Мы с Бутенко были знакомы еще по Донбассу, он работал там начальником доменного, а я был начальником мартеновского цеха. Когда я стал работать начальником мартеновского цеха на КМК, а затем главным инженером, мне часто приходилось контактировать с Бутенко, иногда бывать у него на квартире…” 

Бутенко любил частые командировки в столицу. Уезжал на полмесяца, а иногда и больше. Когда был избран в Верховный Совет, то, по существу, отошел от директорства. Во время пребывания Бутенко в Москве Шкляр руководил работой предприятия и по телефону докладывал о делах практически ежедневно. Старался не своевольничать, поэтому обращался к шефу очень часто и порой срочно… Это стало уличающим фактом против Шкляра. Мол, у директора и его выдвиженца была между собой тесная и тайная связь. 

Да, времена конца тридцатых были весьма жестокие. С одной стороны, люди проявляли, так сказать, коммунистическую и революционную принципиальность, с другой стороны, шли на всяческие ухищрения, чтобы избежать репрессий со стороны власти. Шкляр уважал Бутенко, но все-таки не всегда следовал его указаниям. Например, он открыто заступился за бузотера инженера Дульнева, которому Бутенко выражал политическое недоверие и всячески выживал с завода. 

Мне еще удалось застать на комбинате главного энергетика Федора Семеновича Дульнева, бывать у него на совещаниях. По внешности и характеру это была неординарная личность, действовавшая в революционно-чапаевском духе. Неуживчивый и часто сомневавшийся, даже в мелочах, человек. Но зато какой был знаток своего дела!.. 

Менее чем через год директорства Шкляра последовал его арест. Он был взят 5 января 1939 года. Основанием послужило анонимное заявление, в котором утверждалось, что Шкляр возглавляет контрреволюционную работу, подготавливает вооруженное восстание, дает секретные задания на аварии… Нового, как видите, ничего нет. Интересно только то, что написано было заявление не где-то в Урюпинске, а в родном городе, человеком, который наверняка при встрече со Шкляром крепко пожимал ему руку. 

В Москву его не возили, не пытали, а вот в Новосибирске четыре месяца продержали в одиночке. Лишь после этого в Сталинске начались допросы и издевательства. Шкляру вменялись в вину вещи, причастность к которым он как директор имел, но даже в мыслях не допускал каких-то нечестных поступков. Суд не разрешил дать подсудимому объяснений, а строго придерживался официальностей и формализма, затратив на рассмотрение дела всего каких-то полчаса. Исход был предрешен заранее. Кто-то из бывших сослуживцев хорошо постарался доказать, что Шкляр — матерый враг советского народа. 

Начались изнурительные скитания по лагпунктам Сиблага. Больше всего пришлось Шкляру познать трудности зимнего лесоповала. Это оказалось во сто крат тяжелее нескольких беспрерывных вахт у мартеновской печи. 

Дома осталась жена с десятилетним сыном Анатолием и двухлетней Люсей… Семья оказалась выброшенной из квартиры без средств для существования. Елена Петровна кое-как сумела распродать домашние вещи и с детьми уехала на Украину, ближе к своим родственникам. 

С началом войны семья оказалась в оккупации. В Донбассе творился фашистский беспредел. Стоит только сказать, что в упомянутой выше гостинице “Донбасс” немцы разместили южный штаб гестапо, а некоторые улицы и парки превратили в кладбища своих солдат. 

Александр Савченко, бывший начальник отдела Сибгипромеза. 

(Окончание следует.)